Стон и шепот  - Стелла Грей

А я все так же ее хотел. До безумия, до рези в паху. Блядь.

– Ты все же идиотка, Ева, – уже гораздо тише произнес я, изо всех сил стараясь совладать с накатившим шквалом эмоций, все так же глядя ей в глаза. – Если не доходит до самой, я поясню. Тебя похитили весьма могучие и богатые люди. Элитный и анонимный, мать его, клуб извращенцев. Кто они, я в душе не ебу. Я и сам там оказался фактически случайно. Ты была их развлекухой на ночь. Одноразовой. Утром в пакет и на утилизацию. Слышишь?! Оттуда ты бы уже не вышла. И даже не выползла бы. И тебе, мать его, повезло, что я тоже ебнутый на голову, только расчленять баб мне не в кайф. Но меня возбуждает твой голос. Такой вот хрипящий, осипший, но желательно нежный шепот. Он нравится мне настолько, что я не пожалел бабла и выкупил твою тушку и, соответственно, жизнь, привез в свой дом и теперь ломаю голову, какие правила нарушил и кому перешел дорогу, когда вытащил оттуда живого свидетеля. А ты, Ева, именно свидетель, и без могущественного покровителя – потенциальный труп. Ты сдохнешь без меня, ясно?!

Она окончательно затихла. Глаза, полные влаги, смотрят вроде бы осмысленно, и в то же время я вижу в глубине зрачков искры ненависти. Она наконец-то не просто слушает, что ей говорят, она слышит и понимает. Медленно переваривает каждое слово и осознает, в каком дерьме может отказаться, если будет чудить дальше.

– Поясняю еще раз, для наивных Челябинских девочек. – Устало поведя плечами, решил сразу напомнить, что привез ее не из сочувствия. Пусть готовится и знает, что придется отрабатывать мое терпение. – Если ты думаешь, что оказалась в голливудском фильме про богатого папика и невинную овцу, то нет. Меня на хер не волнуют твои мечты и терзания. Ты не в ванильной мелодраме, реальность такова, что отпускать я тебя не собираюсь, а если сбежишь, то через несколько часов или дней тебя убьют. Срок зависит от того, сколько глупостей ты успеешь до этого наделать. Пойдешь в полицию – не доживешь до вечера. Я уверен: у этих людей куплено все. Найдешь бабло и доберешься на попутках до бабушки – утянешь на тот свет еще и ее. Попытки поднять шум в СМИ провальны изначально, если ты не спишь с директором Первого канала. Хотя кто его знает, может, он тоже был в клубе.

Уголок ее рта криво дернулся, так, что красивое лицо превратилось в гримасу.

– И что же? Какие варианты? – спросила она, а я возрадовался наконец-таки попытке конструктивного диалога, хотя зря. Ева тут же все испортила следующей фразой: – Подчиниться и стать вашей подстилкой?

Захотелось снова наорать на нее. Да на ее месте подо мной мечтали оказаться десятки баб, та же Лена Добрынина на коленях ползала…

– Если тебе нравится именно такая формулировка, – зло прошипел я, – то да. Я хочу тебя трахать и слышать твой голос. Взамен готов гарантировать жизнь, комфортные условия содержания, а в будущем, если будешь покладистой девочкой и сумеешь мне не надоесть, обеспечу новыми документами. И даже про бабку твою не забуду. Я, конечно, не президент, пенсию поднять не сумею, но крупный выигрыш в лотерею или какую-нибудь другую херню в этом же духе – вполне.

Признаться, после этих слов думал, опять начнет истерить, но нет. Все так же лежит не шевелясь и смотрит уже не на меня, а куда-то сквозь.

Очень осторожно перенес свой вес на кровать, а потом и вовсе встал, чтобы отойти.

Ева даже не шелохнулась. Интересно, какие мысли сейчас родились в ее голове? Может, наконец доходит, что потеря девственности не смертельна, а секс вполне может стать отличным бонусом к безбедной жизни?

Только для всех этих выводов ей нужно время. И ум. Надеюсь, она не совсем идиотка.

– Сейчас я уйду, у тебя будет время подумать до завтрашнего утра. Докажи мне, что умеешь быть благоразумной, Ева, – с этими словами направился к двери и, уже взявшись за ручку, добавил: – В комнате снова установят камеры, ломать не советую, так же как и думать о самоубийстве и прочих глупостях. Вытащу даже с того света, ты мне стоила полмиллиона.

Демина Ева

Полмиллиона. Вот, оказывается, сколько стоит моя жизнь. Пятьсот тысяч рублей. Не так уж и дорого, и я могла бы за год отработать их, попробовав выкупить свою жизнь и свободу. Только зачем мне это теперь?

Безголосое ничто – вот кем я стала в одночасье. Всю жизнь стремиться к одной лишь цели, знать, для чего рождена, тянуться душой и телом к музыке, чтобы однажды быть похищенной ублюдками и лишиться самого дорогого.

Я хотела петь даже сейчас. Рвалась наружу незатейливая мелодия, она уже звучала в моей голове, только с губ срывался лишь хрип, и ненависть затапливала душу. Что там говорил мой хозяин? Наименьшее зло? Он – наименьшее из зол.

Перевернувшись на бок, поджала ноги и завыла. Тихонечко, тонко, сорвавшись в итоге на хриплый каркающий кашель.

Доктор оставил целый список из лекарств, чтобы хоть немного восстановить голос. Только связки ими не вылечить.

Я ощущала себя инвалидом. Думаю, так же люди приходили в себя после жутких аварий, понимая, что им ампутировали части тела. Скажем, руки… Но никто из них не понял бы меня. Что такое голос в сравнении с руками? Для меня это все. Мой мир, мое солнце и небо, воздух. Все жизненные стремления всегда были связаны с музыкой. В самые тяжелые моменты мне не было так страшно и больно, как теперь, потому что голос оставался при мне.

Пусть бы они изнасиловали меня в том борделе и убили, пусть! Может быть, это и было меньшее из зол? А кем мне быть теперь? Хотела сравнить себя с птицей в золотой клетке и тут же рассмеялась, снова захлебываясь кашлем. О нет, птицы из меня не выйдет…

Не знаю, сколько пролежала на этой кровати, свернувшись в позе эмбриона. В комнату за это время несколько раз приходили люди. Сначала Марина с подносом. Она что-то спрашивала, но я даже не вслушивалась и отвечать, само собой, не собиралась. За несколько своих визитов женщина умудрилась сунуть мне в рот множество лекарств. Что именно – я не уточняла, только принимала молча, запивала и отворачивалась. Еще приходил молчаливый мужчина. По его передвижениям и шуму сверла я поняла, что камер теперь будет несколько. Тотальная слежка.

Мысли текли в голове лениво и неспешно. Иногда я засыпала, мне что-то снилось, перед глазами мелькали размытые образы: то бабушки, то какого-то бугая, улыбающегося в лицо, то молодого врача из поликлиники, зовущего за собой. Идти за ним отчаянно не хотелось, но бабушка говорила, что все будет хорошо и все, что ни делается – к лучшему.

Ее слова меня пугали, я понимала, что в них нет правды.

Беспокойные сны сменялись явью, я разглядывала потолок, а после опять проваливалась в забытье.

В одном из этих состояний ко мне опять пришел Руслан – мое болезненное видение. То ли сон, то ли ужас наяву. Полураздетый, с обнаженным торсом, склонился надо мной, уставился на губы. А я смотрела на его глаза. Думала, что они у него красивые, только злые. Как и он сам.

Но страшно почему-то не было.